Он был почитателем поэзии Вильяма Блейка. Неудивительно поэтому, что отрывок из работы Блейка вспомнился ему в этот момент:
Тогда обитатели тех городов
Почувствовали, что их нервы превращались в мозг,
И твердые скелеты начали изменяться
В быстротечных конвульсиях, муках,
С болью, трепетом и мученьями
На всем побережье; пока, утихнув,
Чувства не убрались внутрь, сжимаясь
Под темной сетью инфекции.
«Я заставлю обитателей этого города прятаться за своими дверями по ночам, — подумал Боллинджер. — Но только я не инфекция, я — лекарство от всего того, что неправильно в этом мире».
Он позвонил. Спустя минуту он услышал ее за дверью и снова нажал на звонок.
— Кто там? — спросила она. У нее был приятный, мелодичный голос, в котором сейчас проскальзывала нотка беспокойства.
— Мисс Маури? — спросил он.
— Это я.
— Полиция.
Она не ответила.
— Мисс Маури! Вы здесь?
— Что случилось?
— Некоторые проблемы там, где вы работаете.
— У меня никогда не было проблем.
— Я не так выразился. Проблема не затрагивает вас. Но вы могли видеть что-нибудь важное. Вы могли быть свидетелем.
— Чего?
— Для объяснения необходимо некоторое время.
— Я не могла быть свидетелем. Только не я. Я ничего не видела.
— Мисс Маури, — строго произнес он, — если я должен получить ордер, чтобы задать вам ряд вопросов, я его получу.
— Как я могу быть уверена, что вы действительно из полиции?
— Нью-Йорк, — произнес Боллинджер с некоторой досадой. — Разве это не удивительно? Один подозревает другого.
— Приходится.
Он кивнул.
— Возможно. Послушайте, мисс Маури, у вас есть цепочка на двери?
— Конечно.
— Конечно. Накиньте цепочку и приоткройте дверь. Я покажу вам свое удостоверение.
Она неуверенно накинула цепочку. Это позволяло открыть дверь не более чем на три сантиметра. Он показал удостоверение.
— Детектив Боллинджер, — сказал он. Нож у него был в левой руке, прижат плашмя к пальто, острием вниз.
Она выглянула в узкую щель. Затем с минуту она вглядывалась в эмблему на внутренней стороне бумажника, потом внимательно изучала фотографию в пластиковой оболочке под эмблемой.
Когда она закончила изучать документ и взглянула на него, он увидел, что глаза у нее были не голубыми, как он думал, видя ее на сцене из затененного зала, а зеленоватые. Это действительно были самые завлекательные глаза, какие он когда-либо встречал.
— Удовлетворены? — спросил он.
Ее пышные темные волосы упали на лицо и закрыли один глаз. Она убрала их. У нее были красивые длинные пальцы, ногти покрашены красным лаком. На сцене, в кругу яркого света, ее ногти казались черными.
— Так о каких проблемах вы упоминали? — произнесла она.
— У меня к вам ряд вопросов, мисс Маури. Мы должны будем разговаривать через приоткрытую дверь и следующие двадцать минут?
Насупившись, она ответила:
— Я полагаю, нет. Подождите здесь минутку, я накину халат.
— Я могу подождать. Терпение — ключ к удовлетворению.
Она с любопытством взглянула на него.
— Магомет, — сказал он.
— Полицейский цитирует Магомета?!
— Почему бы и нет?
— Вы — той религии?
— Нет. — Его рассмешило, как она построила вопрос. — Я приобрел значительный объем знаний с единственной целью — шокировать тех людей, которые думают, что все полицейские безнадежно невежественны.
Она опешила:
— Извините. — Затем она улыбнулась. Он еще ни разу не видел, как она улыбается, ни разу за всю неделю с тех пор, как впервые увидел ее. Она находилась в лучах света и, двигаясь под музыку, сбрасывала с себя одежду, изгибаясь всем телом, лаская свои обнаженные груди, в то же время оглядывая посетителей холодными глазами. Ее улыбка была ослепительна.
— Вы собирались накинуть халат, мисс Маури.
Она закрыла дверь.
Боллинджер смотрел на входную дверь в конце коридора, надеясь, что никто не войдет и не выйдет, пока он стоит здесь.
Он убрал бумажник.
Нож все еще был в левой руке.
Менее чем через минуту она вернулась, сняла цепочку, открыла дверь и произнесла:
— Входите.
Он шагнул внутрь вслед за ней.
Она закрыла дверь, накинула цепочку, затем повернулась к нему и спросила:
— Какие проблемы...
Двигаясь необычно быстро для такого крупного мужчины, он прижал ее к двери, поднес нож к лицу, перехватил его в правую руку и легонько уколол ее горло острием ножа.
Ее зеленые глаза расширились от страха. Дыхание перехватило, и она даже не могла вскрикнуть.
— Без шума, — свирепо произнес Боллинджер. — Если ты попытаешься позвать на помощь, я воткну этот шип прямо в твое прелестное горлышко. Я забью его в дверь позади твоей шеи. Ты понимаешь?
Она уставилась на него.
— Ты понимаешь?
— Да, — едва слышно произнесла она.
— Ты готова сотрудничать?
Она ничего не отвечала. Ее взгляд скользнул по его глазам, прямому носу, полным губам и волевому подбородку — к руке на рукоятке ножа.
— Если ты не собираешься сотрудничать, — спокойно произнес он, — я насажу тебя на вертел прямо здесь. Я могу пригвоздить тебя к этой чертовой двери. — Его дыхание сделалось тяжелым.
Дрожь прошла по ее телу.
Он ухмыльнулся.
Все еще дрожа, она спросила:
— Что вы хотите?
— Немного. Совсем чуть-чуть. Только немного нежности.
Она закрыла глаза:
— Вы — он?
Тоненькая, едва видимая ниточка крови струилась из-под острого кончика ножа, скользила по шее к воротничку ее яркого красного халата. Он глядел на маленькую струйку крови так, будто он был исследователем, наблюдающим за чрезвычайно редкой бактерией в микроскоп, и, удовлетворенный этим зрелищем, почти завороженно спросил: